К 15-летию конфликта. Почему США не могут победить в Афганистане ? 

   Несмотря на ряд достижений прошлых лет, нет ни малейших признаков завершения военно-политического кризиса в Афганистане. Наоборот, многие аналитики в России и на Западе все чаще говорят, что ситуация может выйти из-под контроля. Резкая дестабилизация на севере, новое наступление «Талибана» на Кундуз, непрерывные бои в южных провинциях свидетельствуют, что вмешательство США в афганский кризис не принесло стабильности стране.

   Все прошедшие 15 лет Соединенные Штаты в силу военного и финансового потенциала были ключевым игроком в регионе, однако не смогли завершить гражданскую войну ни военными, ни политическими средствами, хотя возможности американского правительства в силу очевидных причин превосходили фактические возможности национальных властей. Долгое время сами властные структуры ИРА находились под контролем американских советников, прикрепленных к министерствам и военным штабам на время посткризисного строительства. Причем, насколько известно автору, эта практика не изжита до сих пор.

   Заподозрить США в нежелании победить сложно. По существующим подсчетам, на ведение войны в Афганистане Соединенные Штаты затратили 685,6 млрд. долларов, и еще 104,1 млрд. долларов было потрачено на различные программы помощи и поддержки (данные 2014 года). Кроме того, страна столкнулась с огромными потерями: за 15 лет на полях сражений погибло 2174 американских военных, а еще несколько тысяч стали инвалидами.

   При этом объективные результаты 15-летней операции крайне сомнительны. С одной стороны, в регионе создано несколько военных баз, уничтожены организаторы терактов 11 сентября. С другой — на карте мира появилась еще одна долговременная горячая точка, где активны антиамериканские настроенные террористы. Подорван военный престиж США и НАТО на международной арене, поскольку ни в Афганистане, ни в Ираке и Ливии они не смогли разрешить конфликты и стабилизировать ситуацию. Вне всякого сомнения, любая администрация в Вашингтоне хотела бы завершить афганскую войну с лучшими результатами, быстрее и меньшей кровью, но этого не смогли сделать ни демократы, ни республиканцы.

Ухудшение ситуации   Попробуем дать краткое количественное описание вооруженного противостояния в республике. После вывода основной части иностранных войск вооруженный конфликт в Афганистан становится всё интенсивнее:

Таблица 1. Статистика убитых в вооруженном конфликте в Афганистане в 2014-2016 гг.

   Если ранее в течение года на полях сражений гибло не более 2-3 тыс. афганских силовиков и 3-5 тыс. представителей вооруженной оппозиции, то в 2015-2016 гг. отмечается резкий рост числа убитых. Уровень потерь в очередной раз достиг рекордной отметки за всю историю конфликта, но пока мы не имеем признаков насыщения процесса. Частично это происходит из-за увеличения числа фронтальных столкновений армии и вооруженной оппозиции, частично из-за отказа многих подразделений от взятия пленных и общего ожесточения. Однако для нас важны выводы из этих цифр, которые мы сравниваем с численностью воюющих сторон.

   Формально мы исходим из того, что общая численность силовых структур ИРА составляет до 400 тысяч человек, включая бойцов местной полиции, а число боевиков – 30-60 тысяч (каковая оценка, правда, повторяется официальными лицами из года в год). При гибели в течение двух с половиной лет более 14 тысяч силовиков и почти 29 тысяч боевиков конфликт должен идти к затуханию из-за истощения человеческих ресурсов оппозиции.

   Между тем, признаков истощения сил боевиков нет. «Талибан» совершенно не собирается отступать, напротив, сохраняет за собой значительную зону контроля. По оценкам независимых американских экспертов, вооруженная оппозиция сейчас полностью контролирует 10% уездов, а еще в 10-12% удерживает всю территорию, кроме административного центра района. В целом, эти данные подтверждаются сентябрьскими заявлениями американского командования о том, что власти страны контролируют «68-70% населения». С учетом массовой трудовой миграции в Иран и Пакистан, а также наличия «выпадающих» в ходе конфликта зон контроля эти оценки близки.

   На основе сообщений сотрудников гуманитарных организаций, работающих в Афганистане, мне удалось выделить следующие наиболее стабильные анклавы присутствия вооруженной оппозиции: Кундузо-Бадахшанский (северо-восток страны), Гельмандский (группа районов на побережье Гельманда, в провинциях Кандагар и Гельманд), Гератский (пограничные с Туркменистаном районы Герата, Фарьяба, Джаузджана). Также крайне нестабильной зоной является провинция Нангархар, где, видимо, одновременно присутствуют все группы вооруженной оппозиции: от афганской ветви ДАИШ до экзотических небольших объединений, что порой выливается в войну всех против всех. В 2016-м в провинции усилились позиции ДАИШ. Эту ситуацию власти пытались исправить в ходе антитеррористической операции в июле, однако СМИ пока не сообщают о каком-либо улучшении.

   Следует подчеркнуть, что против всех указанных анклавов в течение 2015-2016 гг. проводились операции зачистки с участием войск, полиции и при поддержке иностранных союзников, однако это не ведет к долгосрочному удержанию контроля над территорией. В течение нескольких календарных месяцев боевики возвращаются в ранее освобожденные районы, несмотря на противодействие отрядов местной полиции.

   При этом мы видим, что «Талибан» пытается продолжить наступление на правительственные войска и расширить зону своего контроля. В течение 2015 года талибами было захвачено 23 административных центра, 20 из которых через какое-то время были освобождены. В 2014 году было зафиксировано лишь 4 подобных атаки. Наиболее острой была ситуации в провинции Кундуз, где боевики захватили провинциальный административный центр, освободили заключенных из тюрьмы и вывезли часть арсенала, включая тяжелое вооружение. В результате у боевиков на вооружении появились болгарские пулеметы LMG (модификация советского ПК) и минометы БМ-37. Пресса сообщала, что боевики также получили доступ к бронетехнике, однако, видимо, ее просто невозможно было скрытно перебазировать, а затем содержать и эксплуатировать.

Наступательные операции продолжились и в 2016-м после кровавого, судя по официальным данным, первого полугодия. В течение лета боевики захватывали на короткие промежутки времени 8 райцентров в 5 провинциях, а также проводили масштабные атаки на объекты на окраинах нескольких провинциальных центров. В сентябре «Талибан» начал новое наступление на Кундуз, видимо, стремясь повторить прошлогодний успех. Подобные операции чреваты большими потерями среди личного состава оппозиции, однако имеют важный психологический эффект, так как «раскачивают» ситуацию в стране, формируя недоверие к власти у общества.

Следует отметить, что Кундузо-Бадахшанский кластер имеет большое экономическое значение для боевиков, так как из контролируемых уездов Тахара и Кундуза боевики имеют доступ к границе с Таджикистаном, через которую может осуществляться контрабандная торговля наркотики (крупные нарколаборатории находятся в афганском Бадахшане) в обмен на оружие и боеприпасы. В перспективе через малонаселенные районы Бадахшана экстремисты могут проложить прямой контрабандный маршрут до Пакистана.

Следует подчеркнуть, что пока нет свидетельств того, что указанные географические условия активно используются для террористической работы против Таджикистана. Попытки прощупать пограничную оборону предпринимались талибами в марте-апреле 2016-го (обстрелы, похищения местных жителей), однако после активизации сил ОДКБ на границе и очередного наступления афганских войск подобная активность прекратилась.

Насколько известно, ни одна из раскрытых в Центральной Азии экстремистских групп пока не получала указаний с территории Афганистана. В большинстве случаев теракты, включая недавнюю атаку против посольства КНР в Бишкеке, готовили боевики группировок, связанных с ДАИШ, с территории Сирии и Турции.

Однако хотя потери вооруженных сил Афганистана за первое полугодие 2016 года меньше, чем за аналогичный период 2016 года, ситуация на территории ИРА все равно остается крайне опасной. Боевики усиливают натиск на позиции силовиков, и надежда, что резервы вооруженной оппозиции будут скоро исчерпаны, становится с каждым днем все более призрачной.

Терророгенная среда   Представленная картина показывает, что основной проблемой вооруженного конфликта является восстановление численности личного состава вооруженной оппозиции. Можно допустить, что статистика потерь боевиков за последние 2 года частично завышена из-за широкого применения артиллерии и авиации, после которого часть погибших мирных жителей легко отнести к убитым боевикам. Можно вспомнить хотя бы эпизод с уничтожением авиацией США в ходе битвы за Кундуз госпиталя МКК. Однако, зная примерную статистику потерь среди некомбатантов, мы понимаем, что подобные поправки не изменят статистику существенно.

   Итак, проблемой является регулярное восполнение потерь «Талибана» новыми бойцами. Это указывает на то, что определенная часть афганской молодежи готова примкнуть к радикальным группировкам в определенных жизненных обстоятельствах и целенаправленно сражаться на их стороне.

   В относительных цифрах уровень поддержки вооруженной оппозиции падает с каждым годом. Если в 2013 году социологические опросы фиксировали те или иные симпатии к талибам и их союзникам у 35% населения, то в 2015-м этот показатель сократился до 28% — самый низкий уровень за всю историю исследований. Однако, по самым грубым подсчетам, это означает наличие 5,1 млн. человек, потенциально сочувствующих вооруженной оппозиции среди трудоспособного населения страны, и это без учета трудовых мигрантов в Пакистане, с которыми экстремисты традиционно ведут очень активную работу.

   Это указывает на наличие у «Талибана» большой социальной базы, которую не удалось склонить к лояльности в рамках социально-экономической политики. Или, если угодно, не удалось разрушить социально-экономическую реальность, где людям удобно и выгодно сотрудничать в той или иной мере с отрядами боевиков.

   Ключевая экономическая проблема Афганистана — климат. Во многих районах товарное аграрное хозяйство просто невозможно из-за дефицита воды, ненормированных осадков, суточных перепадов температур, опасных для большинства культур. При этом большая часть населения страны — сельское и аграрное — в таких условиях регулярно сталкивается с рисками неурожаев и полной нищеты. Некоторые исследователи даже говорили о необходимости перемещения значительной части селян в другие сектора экономики, потому что страна физически не может обеспечить адекватный доход такому числу аграриев в силу биогеографических ограничений.

   По доступным статистическим данным, уровень бедности по стране составляет в среднем 35,8%. В сельской местности за чертой бедности живет более 38% населения. При этом у необеспеченной молодежи полностью отсутствуют социальные лифты. На данный момент у них есть только такие выходы, как трудовая миграция, выращивание опиумного мака или участие в негосударственных вооруженных отрядах. Сломать эту криминогенную и терророгенную систему отношений не удалось из-за стратегических ошибок прошлых лет. США и национальные власти сделали ставку на развитие государственных институтов и избирательной системы, социальной и дорожной инфраструктуры, а в последние 5-7 лет — силовых структур. При этом вне поля зрения оставалось реальное производство, которое должно было бы создать новую систему хозяйственных связей, где радикалам не нашлось бы места.

   В частности, была полностью провалена программа модернизации сельского хозяйства с целью повышения товарности производства. Такой показатель, как площадь орошаемых угодий, практически не менялся за последние 15 лет: в 2000/01 году он составлял 2141 тыс. га, в 2008/09 достиг 2191 тыс. га, а к 2015/16 г. упал до 2165 тыс. га. Несмотря на очевидную мысль о том, что для повышения благосостояния сельского населения нужна ирригация, власти и западные НКО занимались чем угодно, но только не решением этой задачи.

   В сфере промышленности дела также обстоят далеко не идеально. Согласно последним данным, в ИРА было зарегистрировано 678 промышленных предприятий (что на 12,7% или 98 предприятий меньше, чем за 2 года до того) с общей стоимостью продукции примерно 123 млн. долл. (против 207 млн. двумя годами ранее). Это соответствует выпуску продукции стоимостью менее 181,4 тыс. долларов в год в пересчёте на одно предприятие. Можно сделать вывод, что на текущий момент национальная промышленность представлена преимущественно малыми и средними производствами, экономическая эффективность которых невысока, причем после кризиса 2014 года сектор переживает спад. Очевидно, что в настоящий момент невозможен массовый вывод беднейших слоев населения в промышленный сектор, так как его емкость крайне ограниченна.

   Частично вышеперечисленные трудности стали следствием неэффективности программ развития. По оценкам Всемирного Банка, примерно 40% выделяемых средств осваивались непосредственно иностранными подрядчиками и консультантами, которые получали эти деньги и быстро выводили из страны. Зачастую такие проекты отрабатывались формально и были направлены преимущественно на то, чтобы дать заработать «дружественным» экспертам, как, например, в случае с проектом добычи лития на юге страны. Государственные органы утверждали программу по изучению ситуации, экспертные группы, получающие крупные гонорары, выезжали в регион, писали заключение, которое ложилось под сукно. Имели место и многочисленные примеры откровенной коррупции, завышения смет, «откатов», прямых хищений, причем прибегали к ним в равной мере и афганские, и американские чиновники и бизнесмены.

   Однако наравне с этими факторами необходимо указать и на стратегические ошибки, лежавшие в основе американских неудач в Афганистане.

Стратегический просчет   Представляется, что основной причиной сложившейся кризисной ситуации стали грубые упущения в разработке стратегии США после вмешательства в афганский конфликт в 2001 году. Долгое время именно Соединенные Штаты обладали ключевыми военными и финансовыми ресурсами в регионе, а в силу этого определяли дальнейшее развитие ситуации.

   Источником проблем стала экспертиза США по региональным проблемам, которая к 2000-му оказался в руках не регионоведов, а политологов, что стало следствие фундаментальных проблем западной международной экспертизы последних десятилетий. На смену скрупулёзному изучению особенностей жизни региона пришли броские «универсальные» парадигмы и откровенное доктринерство. В частности, в начале войны, когда уничтожение основных сил «Талибана» помогало действовать наиболее свободно, американское руководство явно увлеклось с подачи экспертов подходом, основанным на построении «государственных институтов».

   Они исходили из идеологического клише, что создание демократических институтов власти и реальной состязательной демократии должно не только снять проблему вооруженной оппозиции, сторонники которой смогут включиться в электоральный процесс, но и поможет создать с помощью независимой судебной системы идеальные условия для развития бизнеса.

   Вопрос легитимизации новой власти, конечно, стоял на повестке дня, однако едва ли не важнее было создание самодостаточной экономики, которая могла бы обеспечить приемлемый уровень жизни для большинства афганцев. А для этого требовалась не просто «дружественная» бизнесу правовая среда, но и крупные целевые инвестиции, поскольку местные ресурсы были, очевидно, ограниченны.

  Однако вместо реальной экономики большинство проектов были направлены на создание транспортной инфраструктуры, систем телефонной и интернет-связи, социальных учреждений в сельских районах и т.п. Эти проекты вели к локальному повышению уровня жизни, однако их работа могла поддерживаться исключительно за счет внешних финансовых ресурсов, а воспроизводство капитала внутри самого Афганистана оставалось острой проблемой.

   Долгое время США пытались продвигать на международной арене идею транзита через Афганистан (газопровод ТАПИ, ЛЭП CASA-1000, «оптоволоконное кольцо» и просто автодорожные перевозки). Именно тогда в современный политический лексикон был вошёл термин «новый шелковый путь», которые сейчас перехвачен и активно используется Китаем для своих инициатив. Однако практика показала, что без решения проблем безопасности транзитные проекты функционировать не могут, а военный конфликт в Афганистане к тому времени обострился до крайности.

   Локальное улучшение ситуации произошло в 2009-2012 гг., когда начала внедряться новая стратегия борьбы с вооруженной оппозицией, связанная с именем генерала Петреуса, но в полной мере ее достоинства не удалось реализовать из-за скорого вывода большинства иностранных контингентов и поспешной передачи ответственности за безопасность афганским силовикам. Это привело к шокирующему росту потерь, который упоминался выше.

   Несколько огрубляя, можно сказать, что в наиболее благоприятные с военной точки зрения периоды, когда экономическую жизнь можно было наладить, США и часть афганских элит либо играли в строительство демократии западного образца, либо занимались подготовкой армии и полиции в неадекватно короткие для поставленных задач сроки. Проблемы хозяйственной жизни, таким образом, остаются нерешенными, хотя Афганистан обладает огромными запасами полезных ископаемых. Их добыча и первичная обработка позволили бы создать большую прибавочную стоимость, чем преимущественно аграрная экономика. Однако развитие наиболее перспективных проектов разработки недр либо идет крайне медленно, либо вовсе остановлено по внешним причинам, как добыча меди в Айнаке.

   Таким образом, в основе текущего кризиса в Афганистане лежат ошибки в политике США, допущенные в прошлые годы и не преодоленные до сих пор. Однако передача ответственности местным властям пока не способствует решению проблемы. Гражданский и военный аппарат страдают от неэффективного руководства и откровенной коррупции, программы развития зачастую работают по инерции без должной критической оценки результатов. Потенциал республики, связанные с наличием полезных ископаемых, почти не используется.

   Общество с больной экономикой оказывается в непростой социально-экономической ситуации. Многие семьи сталкиваются с угрозой бедности и недостатком социальных лифтов. В последние 15 лет афганские СМИ, включая телевидение, формируют привлекательные образы современного потребления, карьеры, открытия собственного бизнеса. Однако  для значительной доли населения они являются недостижимым миражом, что создает все условия для подпитки молодежью отрядов вооруженной оппозиции. Пока этот процесс продолжается, сложно ожидать успешного окончания войны.

Об авторе: Никита Андреевич Мендкович, эксперт Центра изучения современного Афганистана (ЦИСА).

afghanistan.ru